​

​
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                                  Виктор Васнецов

Жила-была в Москве девочка. Не большая и не маленькая. Было ей пять лет. Звали ее Лиза. Однажды под вечер пошла Лиза со своей мамой гулять, а та встретила подружку, ну и заговорилась с ней. Слушала-слушала Лизуша их разговор, стало ей скучно. И решила она немножко пошутить. Отошла потихоньку за угол, спряталась и ждет, когда же мама хватится дочки да искать начнет.


Вдруг смотрит Лиза — рыжая собака за разноцветной кошкой кинулась. Лиза побежала за ними, посмотреть, что будет. Кошка в подворотню шмыгнула, да и смотрит сверху, будто насмехается. Собака убежала, а Лизуша оглянулась и... не узнала ничего: кругом дома большущие, незнакомые. Испугалась Лизуша! Сколько раз говорила мама: заблудишься одна! Вот и заблудилась. Москва-то огромная, ни за что не найдешь свой дом, если не знаешь адреса и читать не умеешь. Эх, зачем вредничала, читать и писать учиться не хотела!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                        Заречная слободка Берендеевка. Эскиз декорации Васнецова к опере «Снегурочка», 1885 г.

Поплакала Лиза и пошла куда глаза глядят. Шла-шла и вдруг застыла, как вкопанная. Даже рот разинула от удивления.
Стоит прямо перед ней сказочный терем-теремок. Из толстых бревен сложенный, с высокой башней. А над башней крыша, шатром
изогнутая, точь-в-точь как в книжках, на рисунках к сказкам. Что за чудо расчудесное?
Толкнула Лиза калитку и вошла во двор. Смотрит — нет никого. Постояла немножко, поднялась по ступенькам на высокое крыльцо, потянула за кольцо железное да и попала в дом.
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

                       Виктор Васнецов. Картина «Палаты царя Берендея» 1885

Какой дом удивительный! Комнаты большие, столы-стулья тоже большие, деревянные и все как будто в кружевах — в дереве разные узоры вырезаны. Лампы странные, печи, как в деревне, только нарядные полоски на них из разноцветных ных плиток. На стенах висят фотографии и картины. А на второй этаж лесенка ведет, да не простая, а закрученная, как кудрявая прядь.

Взобралась Лиза на второй этаж и очутилась в огро-о-омной комнате. Повернула голову — ой! — прямо на нее Серый Волк скачет. Посмотрела в другую сторону — мамочки! — там Баба-яга в ступе летит. Стра-ашная! Изо рта клык торчит. А под мышкой ребеночка держит! Обернулась назад — еще хуже: там Кощей Бессмертный на троне сидит, меч кровавый в руке держит!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                           Виктор Васнецов. Кащей бессмертный (1920-1926)

Шмыгнула Лизуша в угол за большой аквариум, села на пол и глаза зажмурила. Будь что будет!
Посидела немножко — вроде тихо все. И чуть-чуть один глаз приоткрыла. Да это же... картины! Какие большие! Вон царевна Несмеяна сидит, тоскует; Ковер-самолет летит
над горами, над долами... Царевна-лягушка на пиру пляшет: махнула рукавом, а из него лебеди полетели. Ей все эти сказки читали, а теперь все они будто ожили.

А на стенах висят всякие мечи да шлемы, и рубашки какие-то железные, все из маленьких колечек. Подойти бы, потрогать... Но вставать Лизуше не хочется: устала очень. Решила она еше немножко посидеть, отдохнуть...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                  Васнецов Виктор Михайлович. Несмеяна-царевна.


Вдруг смотрит: открывается дверь, и неслышно входит высокий худой человек. Лицо у него красивое, борода длинная, рыжеватая. Вошел — и сразу все как-то изменилось вокруг. Те картины, что Лиза видела, куда-то пропали, а посередине комнаты появилась вдруг другая — огромная. А на ней три всадника, первый на белой лошади, второй — на громадом черном коне, а у третьего лошадка рыжая, голову пригнула, уши прижала, будто землю нюхает.

Но, главное, все живые на картине этой. Всадники толкуют, да плохо слышно, о чем — ветер в картине свистит и иногда так подует, что до Лизуши долетает запах травы и молодых сосенок.

Взял человек в руку длинную кисть, помешал-помешал краски на деревянной овальной дощечке и давай кисточкой то там, то тут в картину тыкать. Где прикоснется, там краски сразу как-то вспыхивают. А коня или всадника кисточкой тронет — тот на минутку замирает, а потом опять шевелиться начинает.


 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                          Богатыри, 1898

Не выдержала Лиза, подошла поближе посмотреть, как это у него так получается. А один из всадников, самый молодой, на рыжей лошадке, ее заметил и стал какие-то знаки делать.
Тут человек оглянулся. Глаза у него небольшие, яркие, а взгляд острый, пронзительный. — Ты откуда здесь? — говорит.— Я ведь всем запретил приходить в мастерскую, когда я работаю!
И так странно он говорил, что Лиза даже забыла испугаться. Вроде и по-русски, но все время на букву «о» очень сильно напирает, так что ее больше всех других слышно.
— А почему вы так странно разговариваете? — спросила она.
Человек вдруг улыбнулся:
— Это я «окаю» так. Привык в детстве, и теперь уж никак отвыкнуть не могу. У нас на севере все так говорят. Ну, как тебя зовут?
— Меня зовут Лиза. — сказала Лизуша. — А вы кто?
— А я здесь хозяин, — отвечал человек. — И зовут меня Виктор Михайлович.
— Знаю, знаю, — сказала Лиза,— вы художник.
— Правильно, — кивнул Виктор Михайлович.
— А вы только сказки рисуете?
— Я все умею делать — ответил человек,— и портрет написать, и дом придумать. Нравится тебе мой дом? Я сам его построил.
— Все-все сам? — не поверила Лиза.
— Нет, конечно. Тут много строителей было. Но я все нарисовал заранее, чтобы знать, куда каждое бревнышко положить надо. Такого дома ни у кого в Москве нет!
— Вы богатый, наверное, раз у вас такой огромный дом? — спросила Лиза.
— Да уж, богач... — усмехнулся Виктор Михайлович. — Давно я мечтал о своем доме, много лет. Я в деревне вырос, там домов десять всего и стояло. Нас, братьев, было
шестеро, и на всех одни валенки и полушубок. Летом-то хорошо, весь день на улице да в лесу босиком бегаем, в одних портках. Ну а зимой все больше на печи сидели, да сказки слушали. День короткий, ночи долгие да темные, и зиме, кажется, конца не будет... Электричества-то тогда не было. Зажжем лучину — палочка такая деревянная, она горит, потрескивает, огонь маленький, колеблется из стороны в сторону, а по стенам тени так и ходят. Кажется, вот-вот из темного угла кто-то выскочит, не то леший, не то Баба-Яга. Так и встают они как живые...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

 

                           Виктор Васнецов. Баба Яга. 1917

— Страшно было? — пожалела его Лиза.
— И страшно, и интересно. А потом надолго забылось все, когда в Петербург поехал.
— Зачем? — удивилась Лиза.
— Как зачем? Учиться хотел. Только в Петербурге, в столице, была Академия, где на художников учили...
— Вот и неправда! Столица — Москва! — невежливо перебила его Лизуша. — Нам в садике говорили.
— Нет, милая, — улыбнулся художник. — Тогда Петербург столицей был. Да-а... И оказался я там один-одинешенек. Голодал, бедствовал. Мне ведь никто помочь не
мог. И учился, и работал. Все сам ...
— А почему в Москве дом построили? — удивилась девочка.
— Да сказки писать только в Москве и можно! — засмеялся Виктор Михайлович. — Ты Кремльто видела?
— Видела, видела, — закивала Лиза. — Мы там с мамой и папой были.

— Ну вот. В Петербурге такого нет. Там все почти новое, старины — то не чувствуется. То ли дело в Москве — все древностью русской дышит!
— Как это?
— Москве сколько годов-то? И вообще, Москва теплая, нарядная, своевольная. Улицы кривые, узкие, а дома раньше все разные строили: где маленький, где большой, как грибы из лукошка высыпанные! Здесь я и «Богатырей» своих задумал. Нравятся они тебе?
— Нравятся... Только почему они выглядят, как живые...
— Так всегда бывает, пока картину не закончишь. А как сделаешь все, как надо, такими они и остаются навсегда.
— А как их зовут? — спросила Лиза.
— Меня, девонька, зовут Илья Муромец, — улыбнулся самый большой и сильный, что сидел посередине

на черном коне.
— А я — Добрыня Никитич, — чуть поклонился строгий богатырь на белой лошади.
А третий вдруг вынул сзади какую-то непонятную штуку со струнами и начал на ней играть веселую песню.
— А что это у него? — шепотом спросила Лиза у Виктора Михайловича.
— Гусли, — так же шепотом ответил он. — Молчи и слушай! Нигде больше такого не услышишь!
Закончил молодой богатырь играть и склонил голову набок, улыбается.
— Алеша Попович я. Слыхала, может?
— Нет, — честно ответила Лиза. — Я еще маленькая. А что вы делаете там?
— Землю русскую охраняем, — ответил Илья Муромец. — На границе стоим, смотрим вокруг. Мимо нас ни зверь не пробежит, ни птица не пролетит незамеченной.
— А где же у вас ружья? — спросила девочка.
— Это так давно было, что и представить нельзя. — вмешался Виктор Михайлович. — Тогда никаких ружей да пистолетов еще не было. Видишь, у Добрыни — меч. у Ильи Муромца — копье да тяжелая палица булатная, вроде дубинки, только железная. А у Алеши — лук со стрелами закаленными.
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

​

      Bитязь на распутье, 1878 г.

— А рубашки у них такие же, как на стенах у вас висят, да? — догадалась Лиза.
— Да. они кольчугами называются. Такую кольчугу сразу и мечом-то не разрубишь.
— А откуда вы все это узнали?—удивилась Лиза.
— Читал много. В музеи ходил, смотрел. В музеях вся история и хранится. Там много чего можно увидеть.
Лиза раскрыла рот, чтобы еще что-то спросить, но Виктор Михайлович приложил палец к губам:— Все! Молчок! Я должен работать!
Он опять повернулся спиной к Лизе и взял в руки кисти. Лизуше показалось обидным сидеть тут одной, никому не нужной. Она начала хныкать, сначала тихо, потом все громче и... проснулась.
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                           Иван-Царевич на Сером Еолке, 1889 г.
Над ней, широко раскрыв глаза, стояла удивленная тетя в синем халате и со шваброй в руках.
— Откуда ты взялась, девочка? — спросила она Лизу.
— Я заблудилась, — сказала Лиза.
— Я хочу домой.
Потом она оглянулась и спросила:
— А где тот дядя?
— Какой? — удивилась женщина.
— Ну, который все эти картины написал. Его Виктор Михайлович зовут, — рассердилась Лиза. — Я же тут с ним только что разговаривала!
— Эти картины написал Виктор Михайлович Васнецов! — строго сказала тетя. — Он жил давно. А мы с тобой сейчас в его доме, который стал музеем.
— Все равно, я с ним сейчас разговаривала!
— Значит, повезло тебе, девочка. — улыбнулась тетя. — Ты побывала в сказке. Пойдем-ка, поищем твою маму.
Над ней, широко раскрыв глаза, стояла удивленная тетя в синем халате и со шваброй в руках.
— Откуда ты взялась, девочка? — спросила она Лизу.
— Я заблудилась, — сказала Лиза.
— Я хочу домой.
Потом она оглянулась и спросила:
— А где тот дядя?
— Какой? — удивилась женщина.
— Ну, который все эти картины написал. Его Виктор Михайлович зовут, — рассердилась Лиза.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                                                 

                                                                                                                                       

​

 

 

 

 

                              Царевна-лягушка 1918


 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                              Виктор Васнецов. Спящая царевна (1900-1926)